Фортуне де Буагобей - Дело Мотапана
Жюльен с большим удовольствием общался с сестрой. Ей одной он поверял свои горести, а она утешала его и давала советы. Брат всегда был готов защитить ее, а она — пожертвовать для него многим.
Не было его дома и на другой день после той полной приключений ночи, которая сыграла такую важную роль в жизни Альбера Дутрлеза. В то время как граф с дочерью сели завтракать, как всегда, ровно в полдень, Жюльен пил кюммель в кофейне «Лира». Кальпренед не изменял своим привычкам и, каковы бы ни были его денежные дела, содержал дом если не на широкую ногу, то по крайней мере достойно.
Господин и госпожа Бульруа тешили свое самолюбие, рассказывая друзьям, что мебель Кальпренедов описана, а серебро заложено. Их сын Анатоль злословил еще больше, но это не волновало графа и его дочь. К несчастью, у них были заботы поважнее…
Граф вошел в столовую мрачнее обычного. Арлетт была бледна, и глаза ее покраснели от слез.
— Ты выходила сегодня утром? — спросил граф, целуя дочь в лоб.
— Да, папа, я ходила в церковь, — ответила Арлетт после некоторой заминки. — Я бы предупредила вас, но вы были не одни.
— Мотапан удостоил меня своим посещением. Ты его не встретила?
— Нет, папа.
— Опять Жюльена нет, — продолжал граф, нахмурившись.
— Кажется, он пошел на урок фехтования, — робко проговорила девушка.
— Чтобы прийти в себя, — ответил Кальпренед с горечью. — Я слышал, как он всю ночь приходил и уходил, и думаю, что он вообще не ложился. Впрочем, я очень рад, что он не завтракает с нами, потому что должен с тобой серьезно поговорить. Оставьте нас, Жюли, — велел он горничной.
Наступило молчание. Граф, налив себе чая, смотрел на Арлетт, потупившую глаза. Она предчувствовала близкую беду.
— Знаешь, зачем ко мне приходил Мотапан? — вдруг спросил граф де ля Кальпренед.
— Нет, папа, — ответила девушка.
Прежде она нечасто слышала о Мотапане от отца.
— Ты не догадываешься, чего он у меня просил? — продолжал граф.
— Я полагаю, он говорил с вами о делах.
— О делах? Он просил у меня твоей руки.
Арлетт вздрогнула, и слезы выступили у нее на глазах.
— Дерзость этого человека переходит все границы! — воскликнул граф. — Его предложение оскорбительно. Я полагаю, ты тоже так думаешь?
— Оно так странно, что я не могу его объяснить, — прошептала Арлетт.
— А я объясняю его очень просто. Он богат, а я уже нет. Он думает, что его миллионы помогут ему преодолеть разделяющее нас расстояние.
— Он очень плохо знает вас, папа.
— А тебя еще хуже. Ты не была бы моей дочерью, если бы не презирала деньги… Знаешь, что я ему ответил? — продолжал граф.
— Знаю.
— Я сказал этому выскочке, что моя дочь не может носить его смешную фамилию, которую он откопал в каком-нибудь географическом словаре, и даже не старался смягчить отказ. Поверишь ли, у него хватило наглости настаивать и глупости напомнить мне, что он барон! Я посмеялся над этим и пресек его дерзкие речи. Он вышел в бешенстве, хотя, конечно, этого не показал. Мы расстались без ссоры, но я приобрел непримиримого врага.
— К счастью, вам нечего его опасаться.
— Нечего? Да — в том смысле, что он не посмеет открыто объявить мне войну. Те отношения, которые я с ним поневоле поддерживал, скоро закончатся, потому что я решил через полгода освободить квартиру.
— Вы хотите оставить этот дом? — порывисто спросила Арлетт.
— Да, конечно. А тебе разве жаль?
— Вы всегда поступаете правильно, папа. Только… Я привыкла к этому дому… он напоминает мне о многом… Здесь умерла моя бедная мама.
— В той квартире, из которой мне пришлось переехать и которую теперь занимает этот человек, — сказал граф мрачно. — Я часто жалею, что не купил этот дом, когда Мотапан хотел его продать. Я сберег бы часть состояния… и мог бы оставить что-нибудь тебе.
— Бедность меня не пугает, — прошептала девушка.
— Да, я знаю, что у тебя благородная душа и ты стойко вынесешь нищету, но я еще надеюсь избавить тебя от этого. Довольно и того, что ты подверглась унижению, получив предложение от Мотапана! Наше настоящее печально, но я рассчитываю, что будущее вернет нам больше, чем я потерял.
— Ах! Я каждый день горячо молюсь за вас. И за моего брата.
— Молись, особенно за Жюльена. Пусть бог вразумит этого несчастного!
— Папа, он может увлечься, но он не изменит чести.
— Он ведет беспутную жизнь и промотал наследство матери. Мне даже приходила в голову мысль, что он упал еще ниже и занял денег у Мотапана.
— Нет! Этого не может быть!
— И я так думаю. Если бы Жюльен был ему должен, Мотапан сказал бы мне об этом, чтобы отомстить за мой прием. Но поговорим о тебе, милая Арлетт. Я не мог помешать этому тщеславному выскочке оскорбить тебя предложением и вижу только один способ оградить тебя от женихов такого рода.
— Какой? Я очень хочу знать!
— Этот способ состоит в том… чтобы выйти замуж, милая.
— Выйти замуж? — в сильном волнении повторила Арлетт.
— Не за миллионы авантюриста, не за богатства такого буржуа, как Бульруа, нет! За человека, который тебе понравится, — молодого, умного и обеспеченного. Я не требую, чтобы он был богат, достаточно и скромного состояния. Таковы мои планы. Что ты о них думаешь?
— Я думаю… никогда с вами не расставаться, папа, — в замешательстве сказала Арлетт.
— Прекрасно! — весело воскликнул граф. — А что, если я все-таки найду тебе мужа, о котором мечтаю… милое дитя, как ты его примешь?
— Как вам будет угодно, папа, — смиренно произнесла Арлетт.
— Нет, пора кончать с увертками! Примешь ты жениха или нет?
— По совести, милый папа, я ничего не могу сказать, пока его не увижу.
— Согласен! А пока я расскажу тебе, каков он. Ему тридцать лет, он хорош собой, с прекрасными манерами и возвышенными чувствами. Я не знаю точно размер его доходов, но знаю, что он превышает ту сумму, которую я назначил для тебя. Упрекнуть его можно только в одном — в праздности, а также в том, что он не отличается примерным поведением. Но ты призовешь его к благоразумию, а я берусь найти ему занятие… которое обогатит нас всех. Не догадываешься, о ком речь?
— Нет, — растерялась девушка.
— Я помогу тебе. Ты знаешь нашего соседа Дутрлеза?
— Дутрлеза?! — воскликнула Арлетт, прижав руку к сердцу, биение которого чуть не оглушило ее. — Вы хотите выдать меня за него?
— Что? — спросил граф, нахмурившись. — Как тебе могла прийти в голову такая нелепая мысль? Дутрлез! — презрительно повторил граф де ля Кальпренед. — Прекрасное имя! Надеюсь, ты никогда не думала об этом?
